«Типа, мне и без тебя хорошо», – поняла Катя.

Ладно. Переживем. Только вот куда ей идти сейчас? Время – десять вечера. К родителям? Стыдно… Единственная подруга, Верка, благополучно уехала… К сестре? Неудобно, засмеет. Что, спросит, выгнал тебя твой самец?.. К брату? Во Францию?

Катя присела на лавочку, задумалась. А что, виза у нее многократная, Мишка настоял, чтобы у всех родных такие в паспортах стояли: будете, говорил, приезжать ко мне, когда захотите. Сестра уже два раза летала, родители – те вообще каждый месяц. Только она, Катя, «сидела под Костей». А тот к Мишке ехать не желал. Ну и одну ее, разумеется, не отпускал.

Катя вытянула из сумочки телефон, набрала Мишин номер.

– Ой, Катюха! – обрадовался брат. – Вот веришь, нет – как раз сейчас о тебе думал. Соскучился – просто сил никаких. И по мордахе твоей скучаю, и по борщам твоим знатным…

– Ну, раз скучаешь, – улыбнулась Катя, – могу тебе борщ хоть завтра сварить.

– Катька! Чучело! Что ты дразнишься? Ты же знаешь – у меня турнир на носу, как я приеду?

– А что, у вас в Париже свекла не продается?

– Катя… ты шутишь.

– Ничего подобного. Ты не в курсе, когда ближайший самолет?

– Минутку…

Брат – молодец, спокойный, как удав. Наверно, поэтому и в турнирах побеждает: соперники психуют, а ему хоть бы хны.

– Слушаешь? «Аэрофлот» с «Эйр Франсом» на сегодня уже отлетались. Но в половине первого есть чартер. Успеешь?

– Успею.

– Ты одна? Без Костика?

– Я теперь вообще без Костика.

– Тогда частника, в Шереметьево ехать, не бери. Государственное такси поймай, хорошо?

Во братец дает – хоть бы удивился, поразился, заохал! Нет, все ее новости воспринял как должное.

– Все, Катюха, уже опаздываешь. Тебе ведь еще билет покупать. Мухой дуй в Шереметьево, – приказал Миша.

В аэропорту Шарль де Голль Катю встречали двое. Брат Миша – выглядел он встревоженно – и… довольная, ухмыляющаяся Верка.

– С приездом, органистка! – завопила подруга.

– Привет, сестренка, – заулыбался брат.

Катя то ли от удивления, то ли от тряского ночного перелета потеряла дар речи. Открывала рот, но слов не получалось.

– Эй, мумия, очнись! – весело тормошила ее Вера.

– Катюша, ты в порядке? – тревожно спрашивал Миша.

– Ты… ты что здесь делаешь? – выдавила наконец Катя.

– А что – не видишь? – хохотнула подруга. – С твоим Мишкой дружу! Работаю на него. Теннисные мячики ему подбираю.

– Но… но ты же сказала, что у тебя в Париже что-то срочное… личная жизнь решается…

– А наврала, – легко призналась подруга. – Специально.

А то б ты Гинзбургу помогать не пошла б.

– Но зачем? – тихо спросила Катя.

– Девочки, вперед, – попросил Миша. – Что на проходе-то стоим!

– Нет, пусть она скажет! – Катя вспомнила тяжелейший вчерашний день: ссоры с Костиком, страх на концерте, панику в ожидании проклятой «Токкаты»…

Вместо Веры ответил Миша:

– Да затем, Катя… Это наш с Верочкой общий заговор. Встряхнуть тебя решили. Развеселить. Развлечь. Вытянуть из трясины.

– Ничего себе встряска, – дрожащими губами пробормотала Катя.

– Только не ври, что тебе не понравилось, – заявила Верка.

«Разумеется, нет», – подумала Катя. И промолчала.

Как ни отговаривали ее Вера с Мишей, на следующее утро Катя первым делом взялась за борщ.

Самолично отправилась в овощную лавчонку у подножия дома.

Без проблем объяснила торговцу, что ей нужны морковка, капуста, лук и свекла.

– Votre Francais est admirable… Et vous – aussi [1] , – прошелестел продавец, вручая Кате покупки.

А она запоздало подумала: «И чего я раньше считала, что по-французски не говорю?»

Борщ удался на славу. Миша очень переживал, что добавки ему нельзя – впереди тренировка.

– Я тоже с тобой пойду, – попросилась Катя. – Буду тебе мячики подбирать.

– Мячики? Нет. Мячики мне Верочка подбирает, – помотал головой Миша. – А ты, если хочешь, можешь мне под удар накидывать. На ракетку. Сможешь?

– Ну, если уж «Токкату» вспомнить смогла… – пробормотала Катя. – А теннисом я все-таки когда-то занималась…

Накидывать мячи оказалось сущим пустяком. Катя, стоя у сетки, просто кидала мячик в центр Мишиной ракетки, а тот отбивал ее подачи мощными ударами по задней линии. Верка шустрила на подсобных работах – собирала отбитые мячики и приносила их Кате.

Все трое так увлеклись, что не заметили, как на корте появился посторонний.

– Вот это девушка! – услышали они.

Миша опустил ракетку и улыбнулся. Верка хитро закусила губу. Катя резко обернулась – и увидела… молодого человека со вчерашнего концерта. Он стоял у входа на корт и держал в руках корзину с нежными и сильными орхидеями.

– Ой… – прошептала Катя.

– Привет, Димка! – замахала гостю Верка.

А брат остановился, представил незнакомца:

– Мой партнер по сборной, Дмитрий Солодовников.

И, обращаясь к нему, резюмировал:

– Я так и знал, что моя сестренка тебе сразу понравится.

ИЗ РАССКАЗОВ О ПАШЕ СИНИЧКИНЕ

Женщина, появившаяся в то утро в моем детективном агентстве, была раз в семь старше, нежели мои среднестатистические посетительницы.

Когда бы не протекция моей давней знакомой Татьяны Садовниковой, я ни за какие коврижки не стал бы уделять собственное драгоценное время столь пожилой леди. Однако Таня просила – и вот передо мной в кресле для гостей расположилась бабуля, ровесница то ли первой пятилетки, то ли Кровавого воскресенья. (Когда речь идет о немолодых женщинах, оперативное чутье отказывает мне в определении их точного возраста.)

– Вам кофе? – по инерции спросил я и лишь потом сообразил, что данной посетительнице уместней было бы предложить какой-нибудь рисовый отвар или, скажем, травяной сбор номер три. Однако старушка меня удивила.

– Да, молодой человек, – грудным голосом ответила она, – только прикажите вашей барышне приготовить не слишком крепкий и, если можно, добавить в него капельку сливок.

Я присмотрелся к даме повнимательней. Для своего возраста она выглядела чертовски ухоженной. Седые букли старой леди были тщательно завиты. Тщательный маникюр. Все зубы на месте и без изъянов. Ножки обуты в туфельки на каблучке. В руках – элегантная сумочка и полотняный зонтик от солнца.

Моя секретарша Римка, безусловно, услышала в своем закутке необычный заказ, потому что выглянула, тайком оглядела даму и ободряюще улыбнулась.

– А мне – покрепче, – вздохнул я в сторону Римки и обратился к даме: – Что привело вас ко мне, глубокоуважаемая, э-э…

– Зовите меня Татьяна Дмитриевна, – с достоинством проговорила элегантная старушка.

– Павел, – представился я, – просто Павел.

– Я попросила, чтобы моя тезка и крестница Таня составила мне протекцию в связи с печальными обстоятельствами… очень печальными… – Тут голос старушки дрогнул. На глазах показались слезы. Однако, на счастье, в сей момент из своего закутка явилась Римка с подносом и двумя чашками кофе. Одна из них оказалась со сливками. Кроме того, Римка от щедрот душевных добавила вазочку с печеньем – это означало, что бабуля ей понравилась.

– Спасибо вам, сударыня, – с необыкновенным достоинством поблагодарила Римку старая леди и отпустила ее старорежимным кивком головы.

– Мерси, – буркнул я. Римка украдкой показала мне язык.

– …Как это приятно, что, кажется, новая эпоха возвращает нам старые обращения – не правда ли, молодой человек? – продолжила дама. – «Сударыня», «сударь», даже «барышня» – насколько же приятнее звучит, чем – как это было принято при большевиках! – все эти «женщины» и тем более – «гражданки»!.. Не правда ли, э-э… – она сделала паузу, а затем рассмеялась, – ну вот, я хотела назвать вас «сударь», а мое прошлое, все мои восемьдесят прожитых при социализме лет подсовывают мне на язык «молодой человек»… Или, того хуже, «товарищ»!..